Форум » Шаблон анкеты » Осенние сны)) » Ответить

Осенние сны))

Дженнаро Танкреди: по случаю царства осени)

Ответов - 23, стр: 1 2 All

Дженнаро Танкреди: Эварист от Екатерины88

Дженнаро Танкреди: Сегодня исполняется ровно 200 лет со дня рождения Эвариста Галуа.

Уолтер Риверс: Вечерний свет над озером отражался в окнах особняка. Комнату заливало мягкое сияние восходящей луны. Эваристу при этом казалось, что серебряные огоньки перебегают с зеркальной глади озера прямо на стены комнаты. Дженнаро сидел в кресле и смотрел на стрелки часов, улыбаясь чему-то своему. Галуа быстро взглянул на своего друга и расслабился. Перед прогулками Танкреди всегда брал паузу, чтобы сосредоточиться. Одному богу было известно, зачем.


Дженнаро Танкреди: Дженнаро до сих пор не верил своему счастью - и тому, что объятый вечными мятежами Париж остался позади, что лапы фон Эзенбека и его приспешников не дотянутся сюда, в тихую альпийскую долину. Здесь все еще царила золотая осень, и хотя по утрам опавшие листья становились хрусткими от заморозков, днем солнце светило все так же безмятежно. "Иногда мне кажется, что я возвращаюсь в детство. Причем не в то, что действительно было у меня, а в то, каким оно должно быть - искренним, светлым и самое главное - любимым", - думал он, поглаживая полированную крышку портсигара. Понимал ли это Эварист? Танкреди не знал ответа. Он не заметил, как произнес вслух последние слова. - Искренним, светлым и самое главное - любимым.

Уолтер Риверс: - Да, Дженнаро, - медленно ответил Галуа. - Я надеюсь, в вашей жизни будет еще не одна такая осень. В которой будут искренность и любовь... Такреди перевел взгляд на Эвариста. Мальчик становился мужчиной, время шло, но этому можно было только радоваться. В свой день рождения Галуа смотрелся гораздо лучше, чем в тот злополучный день...Дженнаро тряхнул головой и улыбнулся, прогоняя мрачные воспоминания. - Вы готовы, Эварист? Давайте выйдем в сад.

Дженнаро Танкреди: Он внимательно и ласково смотрел на видама; в глубине карих глаз вспыхивали и гасли озорные золотистые искорки. Эваренок удивительно быстро поправлялся, и сейчас только некоторая худоба и осунувшееся лицо напоминали о ранении. Улыбнувшись, Дженнаро подошел к юноше и приобнял его за плечи, осторожно притянув к себе: тот поднял голову, и лунные лучи мягко очертили профиль, строгий и четкий, как на старинной монете. Галуа не противился ласке, Дженнаро хотелось верить, что сердце юноши понемногу оттаивает после предательства Стэфани и ужасов, перенесенных в тюрьме и в госпитале Кошен. Длинные белые пальцы легли на батист рубашки, слушая равномерные удары сердца, отдававшиеся слабыми толчками сквозь тонкую ткань. Самая прекрасная музыка на свете... музыка, ставшая возможной, благодаря искусству хирурга, не позволившего кареглазому чуду умереть. Живой, так трогательно беззащитный, и одновременно, сильный, мальчик, становящийся мужчиной, гениальный ученый... вздохнув, видам зарылся лицом в пушистые русые волосы, вдыхая их аромат. - Одну минуту, - шепнул он. - Боже, Хэварито, я до сих пор не уверен, что это - не сон...

Уолтер Риверс: - Если это сон, видам, то очень счастливый, - тихо пробормотал Эварист, поглаживая руки Танкреди. Ему очень хотелось взяться за тонкие нервные пальцы, но юноша не мешал процессу. Постепенное расстегивание пуговиц на рубашке будоражило чувства не меньше, чем поцелуи под луной. К тому же, Галуа ощущал в себе постепенное приближение возбуждения вполне известного характера и не ускорял процесс. Слишком давно он не был так близко с другим человеком. А Дженнаро привлекал его. И Галуа было от этого хорошо и спокойно.

Дженнаро Танкреди: Танкреди улыбнулся: да, за время болезни Эварист изменился, и алхимический процесс превращения юноши в молодого мужчину, похоже, завершился. Исчезло мальчишеское смущение, порывистость жестов, неровность характера - теперь в раме окна на фоне желтеющих кустов на Джермену смотрел удивительно красивый молодой мужчина. И он не торопил ее, лишь изредка накрывая ее пальцы своими, но скорее дразня, чем препятствуя; в карих глазах вспыхивали золотистые огоньки, что, вкупе с несвойственной прежде юному математику, сдержанностью, будоражило анатома все сильнее. - Вам помочь - она кивнула на разложенный на оттоманке костюм для верховой езды.

Уолтер Риверс: - Да, наверное. - В глазах снова вспыхнул внутренний огонь, заставивший Джермену вздрогнуть. - Это было бы чудесно. Только до дела могло и не дойти - они оба наслаждались моментом, не так часто им это удавалось. Близость заставляла Танкреди быть особенно внимательным к движениям и собственным реакциям. Не хотелось смущать себя и юношу своим страхом, особенно в части физических взаимодействий. Она ощущала дыхание другого человека на своей щеке, и это ощущение было непередаваемым. Все ее существо стремилось раствориться в любимом, но пока сдерживать себя было необходимо. Танкреди потянула на себя костюм. Галуа улыбнулся.

Дженнаро Танкреди: Милон, надо отдать ему должное, подобрал все со вкусом: замшевая куртка цвета палой листвы, высокий шейный платок слоновой кости и черные бархатные отвороты рукавов замечательно оттеняли белизну кожи Эвариста и теплый, золотистый оттенок его волос. Танкреди провела пальцами по бархату и замше, наслаждаясь их структурой, затем поднесла куртку отворотом к щеке, заставив Эваренка потянуться за ней, покинув подоконник. Сейчас Галуа стоял перед ней в одной полурасстегнутой рубашке и мягких серых панталонах, похожий одновременно на критского юношу-тавропола и габсбургского инфанта. - Вот так, - его стан обхватили руки анатома, застегивая ремешок жилета на спине, и, не удержавшись, Джермена легонько провела ногтями по позвоночнику.

Уолтер Риверс: Эварист вздрогул, но отстраняться не стал. Ему было приятно и немного страшно, но не потому, что Дженнаро вызывал в нем противоречивые чувства. Он не боялся близости, просто это было так давно...в другой жизни и с другими людьми. Галуа повернулся к двери и медленно опустил руки вниз. Теперь Джермена могла видеть его полностью. Вечер был спокойным и мягким, как их прикосновения. Эварист смотел на себя со стороны и поражался изменчивости жизни. Об этом он не мог даже и мечтать. Но человек, стоявший рядом с ним, любил его, в этом не было сомнений. .

Дженнаро Танкреди: - Знаешь... - Джермена мягко отстранилась, пока он надевал куртку и завязывал шейный платок, - я часто думал, как бы могла сложиться моя жизнь, если бы в тот самый день я не оказался в Кошене, Думал - и не мог себе представить, только неясные тени в дымных глубинах тусклого стекла, как протеи во влажной черноте альпийских пещер... Все было бы нереальным, все - как в опиумных снах. А теперь - ты рядом, ты живой, и я, - она снова положила руку ему на грудь, где приглушенное слоями тканей, чутко билось сердце, - я счастлив, Хэварито. И не знаю, кого за это благодарить. За приотворенным окном раздалось нетерпеливое заливистое ржание, и лицо Дженнаро осветилось улыбкой. - Ты ведь еще не видел моего подарка, правда?

Уолтер Риверс: - А меня ждет подарок? - улыбнулся Эварист, поправляя складку на куртке. - В связи с чем? - Просто потому, что в этот вечер без него просто не обойтись, - гордо сообщила Джермена, прислушиваясь. - Давай выйдем в сад. Тебе должно понравиться. Они медленно двинулись к выходу. Свежий воздух из распахнутой двери ударил в лицо и Эварист остановился, наслаждаясь свободой. Такнеди позади сбавил шаги и затаил дыхание. Этого момента он ждал давно. На выходе Эварист обернулся к нему и сказал, запинаясь: - Видам, вы чудо. Вы сделали невозможное. Жизнь прекрасна.

Дженнаро Танкреди: - Немногого бы стоило мое мастерство без твоей воли к жизни, - анатом откинул назад локоны , взяв за руку юношу. Заметившие их грумы приложили пальцы к потертым кепи, одновременно пытаясь удержать в поводу... самого удивительного из виденных Эваристом коней. Недовольный усилиями мальчишек, красавец-зверь рванулся вперед и замер, точно красуясь перед новым хозяином. Дженнаро не солгал: подарок действительно изумительно подходил ко всему этому вечеру, к бархатной атмосфере разгара осени, а главное - и к самому Эваренку. Тоненький юный жеребец чистейших арабских кровей с выразительной мордашкой и огромными шаловливыми глазищами под длинными ресницами прямо и дружелюбно смотрел на математика, чуть пофыркивая и шевеля нервно раздутыми ноздрями; вороная шерсть лоснилась в лучах заходящего солнца, и конь нервно перебирал на месте задними ногами в белых чулках. Англизированный хвост казался перышком райской птицы, и коротко подстриженная гривка подчеркивала лебединый изгиб шеи. Весь его силуэт, удивительно гармоничный, сила, скрытая за изяществом и благородная завершенность всех линий говорили о породе. - Как он? - шепнул видам, отпуская руку Галуа.

Уолтер Риверс: Галуа потрясенно помотал головой. - Это мне? Это правда мой конь? Танкреди улыбнулся. - Конечно, ваш, Эварист. Вы же любите прогулки верхом? А вам сейчас это полезно для укрепления здоровья - далеко ходить у нас пока не выйдет, но почему бы не прогуляться в седле? Вам нравится этот конь? - Он совершенно прекрасен, видам. - Эварист зачарованно рассматривал свой подарок. - Он совсем молодой?

Дженнаро Танкреди: - Конечно твой, Хэварито... у него еще нет имени, так что ты можешь назвать его так, как захочешь... у тебя ведь были в детстве любимые лошади, еще в Бур-Ла-Рене, правда? Дженнаро помнил, что после самоубийства Галуа-старшего всех лошадей пришлось пустить с молотка и продать родной для Эваренка дом; об этом юный математик упоминал скупо, видно, рана еще болела, и анатом надеялся, что этот подарок придется особенно кстати. - Шесть лет, - ответил видам. - Самый прекрасный возраст - достаточно взрослый, чтобы знать элементы высокой Школы, и при этом сохранить пыл юности. Видам с улыбкой смотрел, как Эваренок нерешительно протянул руку к носу жеребчика, и тот обнюхал ладонь, дружелюбно фыркнув. Они были так похожи, оба юные, тоненькие и полные искреннего задора, оба породистые и "хорошей крови". Седой кучер Джей-Джейк положил на спину коня подбитое бархатом испанское седло с мягкими подушками, и закрепил плетеные из мягкой кожи подпруги. Расправив стремена, он сделал приглашающий жест.

Дженнаро Танкреди:

Уолтер Риверс: Эварист подошел вплотную к своему новому другу и осторожно погладил его вдоль холки. - Мне нужно проехаться на нем хотя бы один раз, видам, - сказал он Дженнаро. - Я не знаю его души, и ничто лучше не помогает понять другого, как поездка верхом. Джей-Джейк придержал жеребца, пока Галуа не слишком уверенно забирался в седло. Долгие месяцы в постели сказались на его движениях, но в целом Эварист оказался наверху гораздо быстрее, чем Танкреди мог желать. Он покачал головой и обратился к видаму: - Вы составите мне компанию, Дженнаро?

Дженнаро Танкреди: - Разумеется, - все в Эваристе выдавало истинного ценителя лошадей, и похоже было, жеребчик и юноша пришлись друг другу по душе. Ощутив тяжесть всадника, араб затанцевал, нетерпеливо потряхивая коротко подстриженной гривой, и Галуа натянул поводья, сдерживая пыл. В замшевом костюме для верховой езды, небрежно откинувшийся в седле и легко управляющий чистокровным скакуном, юный математик был похож на оживший портрет кисти Дедре-Дорси или Ораса Вернэ - только им удавалось передать по-настоящему очарование подобных минут. - Только осторожнее, он нравный, - Дженнаро легко вскочил на своего серого андалусийца и дал шенкеля, направляя лошадь вперед. Арабчик, маленький и гибкий, казался ящеркой рядом с грациозно-мощным Сальгейро, выступавшим плавным испанским шагом. - Я рад, что вам понравился подарок, любимый. Верховые прогулки лечат душу, и... - затянутая в жемчужную лайку рука легла на сведенные ладони юноши.

Уолтер Риверс: ...способствуют лучшему пониманию жизни, видам, - закончил фразу Галуа, спокойно пожимая руку Танкреди. - Давайте вперед, Дженнаро, здесь узко. Обещаем вести себя благонравно - оба. Два наездника выехали в парк. Старый Джей-Джейк проводил глазами обе фигуры и улыбнулся в усы, бормоча что-то неразборчивое. Все-таки молодость греет души даже тех, чья жизнь клонится к закату... Дженннаро шел впереди, показывая дорогу молодому скакуну. Так было удобнее и безопаснее.



полная версия страницы